PoliticInside

20-23 АВГУСТА

в ДК «Новатор» прошла Информационная встреча-диалог «Общественные инициативы в перестройке». Собрались представители 50 клубов из 12 городов (Москва, Ленинград, Киев, Таллин, Архангельск, Новосибирск и другие) – в зале сидело более 300 человек. Все на этой встрече (сборище оппозиционеров нельзя было назвать конференцией и тем более съездом) было впервые. Но участники не знали, повторится ли возможность вывалить свои идеи перед публикой, и несли кто во что горазд.

Вспоминает Н. Кротов:

«Впечатление было такое, что людям нужно выговориться перед смертью обо всем, что наболело за всю жизнь. Сейчас стенограмма этой встречи вызвала бы умиление, но тогда все было впервые, и говорилось с необычайным эмоциональном надрывом».

Вспоминает В. Гурболиков:

«Это был обычный зальчик, каких потом были сотни. Люди выходили с самым разным, делали какие-то совершенно разнопорядковые объявления и заявления. Помню, меня поразило, когда вышел будущий мемориалец Самодуров, начал говорить о том, что они собирают средства на памятник жертвам репрессий, и совершенно вне контекста того, что говорил, разрыдался.

Президиум, состоявший из неформалов, пытался что-то удержать. Исаев и Золотарев еще умудрялись удержать дискуссию в каком-то едином русле, а Кагарлицкий и Пельман такого опыта не имели, и зал охватывал хаос. В основном люди тусовались в фойе, знакомились, неформально готовили декларации. В зале эти заявления было бессмысленно обсуждать и пытаться принять большинством. Поэтому свежеиспеченные документы тут же подписывали все желающие и озвучивали в зале. Так стал возникать аппарат неформального движения, который в это время состоял из его лидеров. Именно в кулуарах была составлена декларация Федерации социалистических общественных клубов, подписана и зачитана в конце как официальный документ».

Вспоминает П. Кудюкин:

«Августовская встреча производила впечатление нереальности того, что происходит. Такого не может быть. Слишком много свободы, люди раскованно говорят».

Иные ощущения были у С. Станкевича, присутствовавшего здесь в качестве молодого коммуниста:

«Там было много такого, что казалось какой-то нелепостью, аномалией, чем-то несерьезным и экстравагантным. Я не почувствовал, что есть некая политическая сила, которая может чего-то достичь. Но в то же время целый ряд выступлений, оценок, интерпретаций показались очень интересными».

Для организаторов атмосфера общения не была самоцелью. Они ставили далеко идущие задачи уже теперь.

Г. Павловский, выступавший одним из первых, вспоминает:

«Задачей встречи было зафиксировать силу, независимую от партии, которая выступает ее союзником, но независимым союзником и в какой-то степени контролером и партнером. Я свою речь в начале встречи строил вокруг идеи „мы никому не дадим поссорить нас с партией“. Но акцент был именно на „нас“. Мы расширяли понятие перестройки на революционную перестройку. Здесь я был менее осторожен, чем Игрунов, который еще с диссидентских времен предупреждал против революции».

Для того чтобы предъявить силу, нужно было ее как-то организационно оформить. Между тем появление политиков с радикальным диссидентским мышлением чуть не взорвало зал, показав, насколько разные люди здесь собрались.

Новым явлением на неформальных встречах стали вылазки диссидентов.

Вспоминает А. Исаев:

«Я вышел на сцену, откуда должен был вести заседание секции, и одним из первых попросил слово В. Сквирский, почтенный старик с бородой, и как начал гвоздить советскую власть. Это была чистой воды 70-я статья. Я сижу и не знаю, что делать. Прерывать как-то не хочется. Отдельные пассажи Сквирского Витя Золоторев сопровождал аплодисментами. Тут руку поднял Н. Кротов из райкома партии: „Я протестую, предлагаю не давать слово представителю „Демократии и гуманизма“, он выступает с антисоветских позиций“. Я ставлю вопрос на голосование. Большинство за то, чтобы Сквирский продолжал. Потом мне объяснили, что я сделал типично аппаратный ход, свалив все на массы и изобразив демократизм в отношении демарша Кротовая.